Разве может на самом деле, на полном серьезе, мать соперничать с дочерью? В чем, спросите вы? Да во всем. Вот послушайте, какой у нас в деревне был случай. Когда и как все началось, никто толком не знает. Только жили у нас мать с дочерью. Отца у них не было. Никто в принципе не лез в личную жизнь женщины. Но все-таки это деревня, тут все на виду. Ни от кого не скроешься.
Все знали, что Авдотья родила свою дочку без мужа. Но не велика беда, те времена, когда матерей-одиночек гнобили, прохода не давали, блудницами считали и сосвету сживали, давно прошли. Могли, конечно, бабы в сердцах ляпнуть что-нибудь эдакое – мать-одиночка, мать-одноночка. Но не сказать, чтобы уж так упорно и каждодневно дразнили. Вот если дорога не по какой-нибудь причине дела доходила, то тут же и припоминали наши бабоньки Авдотьи ее грешок. А ты бы, Авдотья, помолчала. Знаем мы таких, как без мужика детей рожать, вы первые. А как в две смены работать выйти на уборку, так у вас дети по лавкам.
Бывало, упрекали ее женщина. А так ничего, жила себе не тужила, до поры до времени. Как уж там у нее получилось и от кого Авдотья понесла, тому неведомо. Но со свечкой не стояли. Но, как известно, дело-то нехитрое. Иной раз и одной ночки достаточно. Что тут верно, то верно. Только вот дело было в том, что Авдотья никуда из деревни не отлучалась, ни в город, ни к родственникам, ни в командировку, ни на курорт. Как есть была в деревне, и пришлых у нас не было, ни строителей, ни дорожников, ни командировочных.
А значит, Авдотья от кого-то своего родила, от чего-то мужика. Вот и ополчились на нее бабы, вот и старались всякий раз уколоть побольнее, да на хлеб намазать. Но в самом деле, не от цветового же духа у нее дитё. Надо сказать, что сама Авдотья была не красавица. Вот честное слово, про таких говорят, что на трезвую голову ну никак. Роста она была небольшого, ноги кривые, как у кавалериста. Казалось, если собака мимо побежит, то в два счета у Авдотьи между ног пробежит и даже не заметит.
Походка из-за ног была, как у утки, переваливалась с ноги на ногу. Лицо большое, увесистое, челюсть нижняя тяжелая, как у лошади. Нос большой и ноздри орлинные на выворот. Невысокий узкий лоб, маленькие глазки и волосинки в три ряда, жидкие и тонкие. Одним словом, ни кожи, ни рожи. Смотреть не на что. Родилась у Авдотьи девочка. Как обычно говорят в таких случаях, она для себя родила. Только вот Авдотья и забирать её из роддома не хотела. Зачем мне, говорит девка, что я буду с ней делать? Мне помощник нужен, я сына хотела. Может кто поменяться хочет?
Врач чуть в дурку её не сдал тогда. Но Авдотья быстро успокоилась. Говорят, такое бывает, родовая горячка что ли. Жила она бедная, девку свою не баловала. И вот надо же такому случиться, что чем старше становилась дочка Авдотьи, тем краше она делалась. Совсем на мать была не похожа, словно Авдотьей и не её родная была мать. Но ведь все видели, что беременная ходила, рожала в нашей же больнице. Может подмена какая произошла? Так тоже нет, в тот день и не рожал больше никто из деревенских.
Одним словом выросла девка у Авдотьи, инописанная красавица. Высокая, стройная, фигура как у богини. Кожа белая, глазища в пол лица голубые, волосы пшеничного цвета. Лицо как у Мадонны с младенцем, одним словом красавица. Вот тут-то и началось соперничество матери и дочери. Может и раньше, конечно, но уж слишком явно стало, как раз когда дочке лет 15 исполнилось. Чем краше становилась Милана, так назвала дочку Авдотья, тем страшнее её одевала мать.
То платком каким-то укутает, то нарочно грязью волосы измажет и помыться не даёт. Другая бы мамаша радовалась, что дочка не в неё пошла, а эта словно завидовала. Бывает такое соперничество между сёстрами, когда и вправду одна симпатичнее другой. Но тут ведь мать с дочерью. Когда Милана стала на парней заглядываться да женихаться, тут уж Авдотья совсем в разнос пошла. Как только не обзывалась на дочь, причём публично, стоило Милане только улыбнуться какому-нибудь парню или знакомому или однокласснику, сразу мать шипела сзади «не веди себя как гулящая, смотреть противно».
Уж деревенские одёргивать её и начали. Брось ты, Авдотья, к девочке придираться, нормально она себя ведёт. Стоит ли говорить о том, что мать загружала бедную дочку всякой разной работы по дому и по огороду, так что девка еле ноги волочила. Всё для того, чтобы у неё сил не было по танцулькам бегать да в клуб ходить. Словно бы Авдотья себе не дочку, а служанку родила. Деревенские уж думали, зря красота пропадает, Авдотья и замуж-то Милане выйти не даст. Однако тут судьба распорядилась иначе.
Милана деток маленьких очень любила, они к ней так и липли. Ей бы в детском садике работать или школе. Но ведь на то учиться надо, а Авдотья никуда её не пускала. Школу закончила и ладно, нечего учиться на огороде, кто будет работать. От учения только голова болеть будет. Получается и тут мать завидовала дочери, ведь Милана школу с золотой медалью закончила. Ну так вот, бывало вечерком Милана выйдет на улицу, сядет на лавочке, разложит свои лоскутики-тряпочки.
Мелкие набегут, а она им сказки рассказывает. Да из тряпочек куколок накрутят разных из верушек. Вот про них и сказки. Да так ловко у неё получалось, дети нарадоваться не могли. Особо к Милане прониклась девчушка одна Катерина. Так всё льнула, на руки лезть норовила. Вот и оказалось, что у Кати нет матери. Отец её один воспитывает. Стал он вечерами приходить за девочкой, да пока Авдотья не видит общаться с Миланой. Катя при нём своему отцу все уши прожужжала. Хочу, говорит, такую маму себе.
Она свою родную мать не помнила, да и не могла помнить, та в родах померла. Вот и выбрала себе девочка маму, а то как у всех есть, а у неё нет. Как только Николай, отец Катюшки увидел Милану, то сразу и влюбился. Долго ли, коротко ли, но позвал он Милану замуж. А она и согласилась. Да так ей хотелось от деспотичной матери избавиться, что она у неё и разрешения не спрашивала. Согласилась и всё тут. Благо Николай ей и вправду понравился, но и дочка маленькая ещё. А что спрашивать, любой бы сказал, что Авдотья не согласилась бы. А та обиделась, что даже на свадьбу не пошла.
И надо же было такому случиться, что Николай оказался очень богатым. У него и дом красивый, и машина, и денег всегда в достатке. И тут Авдотья не радовалась, а сгорала от зависти. Она всю жизнь копейка к копейке складывала, а этой вертихвостке всё и сразу, даром досталось. Но никак не могла Авдотья пережить, что Милане богатый муж достался. Вот бы радоваться дочкиному счастью, да готовиться внуков нянчить. Авдотья совсем с катушек слетела и задумала неладное. Как-то раз муж Миланы по делам уехал на пару недель.
Вот Авдотья и зачастила в гости к дочери. Деревенские уж подумали, неужто у матери с дочерью дела налад пошли? Не как старая Грымза перебесилась? И вдруг по деревне вести принеслись, померла Милана-то. Как, что, почему? Фельдшер ходил и, правда, говорит, не дышит. Сердце остановилось. Милана никогда раньше к врачам и не обращалась. Кто знает, может, у неё и сердце было больное. Ну что делать, надо хоронить. Лета, деревня, холодильников, как в моргах, нету. Не ровен час, инфекция какая поползёт. Тянуть нельзя, стали к похоронам готовиться. Жаливают Николай в отъезде и сообщить-то никак.
Приедет, а тут беда. Снова вдовцом сделался. А в доте как будто мрачная, но больше всех Катюшка убивалась. Она ведь Милану так любила и мамой называла даже. А теперь вот снова сирота. Девчушка убивалась, словно родную мать хоронила. Всё у гроба сидела. И вот каким-то образом прознал Николай, прислал телеграмму. Выезжаю, без меня не хоронить. А как не хоронить? Время-то идёт. Сколько он будет ехать? Но раз сказал не хоронить, то так тому и быть. Решили ещё на сутки отложить. На завтра уж точно закопают.
Авдотья всё возмущалась. Как такое может быть? Что за самоуправство? И вот на следующий день Николай приехал уже прямо на кладбище. Гроб уж крышкой закрывали. Папа, я видела, как Авдотья маму Милу какой-то иголкой колола, сказала вдруг Катюша. Да что же ты, дочка? Она же мама Миланы. Наверное, поправляла что-нибудь. Вот булавку и переколола, сказал Николай. Нет, папа, я видела. Она из кармана достала что-то, но укол похожий. Уколола, а потом в карман спрятала, сказала Катя. Какой укол?
Шприц, как в больнице, обеспокоился отец. Ну да, как в больнице. Вон в тот карман положила. И девочка указала рукой. Николай остановил похороны и потребовала бы с Катей в больницу. Тут же вызвали скорую. Гроб открыли, и оказалось, что жива Милана. Врачи вовремя приехали и откачали. У Авдотьи в кармане и вправду был шприц. Там какой-то хитрый яд оказался, где только она его взяла. Его надо было через определенное количество времени вновь колоть, иначе жертва могла прийти в себя.
Авдотья все рассчитала, лишь не учла, что похороны задержат. Да и что падчерица окажется любящая и внимательная. Милану спасли, Авдотью посадили, а вскоре у Катюши брат появился. Такая вот история!
