Здесь я обойдусь без имён и без кличек, так как до сих пор немного ссу. Скажу только, что главным у ребят числился человек, вхожий в окружение младшего Лебедя. А с нами работал уже человек этого человека. Вояка на пенсии. Называть его для ясности буду Майором.
Майор позвонил мне и договорился о встрече на выходных. К тому времени я купил себе отдельную квартиру в сталинке на Советской, поближе к девочкам. Договорились увидеться в парке напротив дома. За зданием кинотеатра. Я вызвонил Мурзу и Бека, описал ситуацию. Бек настоял на том, что надо быть готовыми к худшему.
Мы поехали к Самриным с просьбой свести нас с их поставщиком стволов. Тура сразу скис, но мы надавили на гнилое, мол, если порешат нас, условия для бизнеса братьев могут нехило так ухудшиться. В итоге Тура раскололся, что покупал у знакомого омоновца из Красноярска. Мы взяли братьев в охапку, взяли с собой наличку и погнали на север.
В Красноярске Тура созвонился с этим мужиком, мы договорились встретиться вечером следующего дня в гаражном массиве между Павлова и железной дорогой.
Мужиков было двое. Один — здоровый подтянутый бык с выбритой башкой, что на морозе смотрелось жутковато. Второй больше похож на школьного учителя. Невысокого роста, сухонький, возрастом за сорок, в аккуратных очках и кожаной кепке на меху.
Нас запустили в один из гаражей, и мужичок в очках сразу предупредил, что за такой короткий срок достать удалось только туфту. Перед нами поставили деревянный ящик, в котором лежали два макара, сильно потёртая ксюха и сайга ещё первой модели, которые делались под трёхдюймовый американский патрон.
Бритоголовый показал на сайгу и сказал, что она горячая. Из неё уже завалили двух мусоров, так что, если кого–то из нас с ней повяжут, нам сразу пиздец. Макары были чистенькими, с завода их увели ещё до того, как отстреляли на картотеку. Потому стоили они в четыре раза выше среднерыночной цены. Ксюху через раз клинило от старости, и числилась она по новосибирскому РОВД.
Мы взяли макары, ксюху и по одному магазину на каждый ствол. Денег хватило почти впритык.
Вернулись в город мы как раз за три часа до встречи. Закинули Туру и Воротника домой, зашли ко мне, согрелись чаем с коньяком, малёха раскурились зимаком для храбрости. Разобрали оружие, пошли на встречу.
Что сильнее всего запомнилось, так это бешеное желание срать. Вот серьёзно, голова чистая, настроение хорошее, тяжесть пистолета в кармане пальто приятно так успокаивает. На улице дубак, солнце село. А я хочу срать.
Вороны каркают с крыши погорелого кинотеатра. Людей вокруг нет, позёмка. Один фонарь горит на всю аллею, лавочки поломанные. И пиздец как хочется срать.
И от этой мысли так смешно стало. Что вот сейчас будет решаться судьба нас троих, а я только и думаю, как бы не обосраться. Ещё и Бек с автоматом под курткой. Свитер этот его уёбищный зелёный. Бек смотрит на меня, и я понимаю, что он тоже понимает, как это всё тупо.
И мы вдвоём закатываемся от ржача. И Мурза такой в своей шапочке «Чикаго булз» тоже ржёт. Со стороны парка показалась машина, а мы ржём, как в мультике.
Еле успокоились тогда. А ведь та истерика нам могла жизней стоить.
Здесь нужно сразу оговориться, что Майор, по ходу, был связан с тогдашней РНЕ, и ребятушки у него были соответствующие. Трое пацанов в камуфляже, в руках калаши, на груди кевлар. Сам Майор оказался мускулистым мужиком под полтинник. Казённое пальтишко, шапка–формовка, рожа здоровая, гладкая. Голос рявкающий, слова выговаривает чётко. Видать, был в своё время замполитом.
Короче, он не стал кота за хуй тянуть и сразу выложил нам расклады. Раньше Шаман с абаканскими был на ножах, но его теперь нет, и пора начинать работать на общую кассу. Вы, говорит, хоть ребята и толковые, но выше уровня обычной гопоты сами по себе не прыгнете. Тут завязываются серьёзные мутки. Люди старшей птицы садятся на угольные разрезы, москвичи готовы вкладываться в мойку золота, на севере Абакана готовится грандиозная стройка. Там вырастет целый район. Цены на недвигу вот–вот взлетят под небеса. А ваши рынки, мол, так, фуфло на постном масле. Сегодня они есть, завтра уйдёт нынешний мер, и их не будет. Город готовят под адвокатика из команды своих. Федералы скоро выделят деньги на ремонт дороги Черногорск — Абакан, и деньги эти будут осваивать строго нужные люди.
И вот при всех этих раскладах вы, соколики, будете тише воды ниже травы. Перед тем, как сунуться в какую–то тему, вы будете кататься ко мне в гости и спрашивать на это разрешение. Перед тем, как переходить кому–то дорогу, вы будете звонить мне и спрашивать, с кем этот человек дружит. И раз в месяц будете возить мне подарки за то, что я о вас пекусь, как отец родной. А местным мусорам вы, мол, засылать больше не будете. Дядя Серёжа ваш с весны уйдёт в отставку, потому как на хуй он никому не сдался здесь со своими амбициями. А тех, кто придёт ему на смену, Майор будет прикармливать сам из того, что мы ему привезём в подарок.
Ну, а коли нас это не устраивает, нас положат на месте, а семьи наши погибнут при странных обстоятельствах. Кто в квартире сгорит заживо, кто водки палёной напьётся, а кого и наркоманы ограбят с летальными последствиями.
Короче, от таких раскладов стало нам на душе погано. Только–только развернулись, задышали свободно, как тут же появились люди больше и голоднее нас. И поставили нас раком.
Мы согласились без особых выебонов. Пожали друг другу руки, и Майор со своими ребятами укатил. А мы вернулись ко мне и до следующего утра грустно напивались.
Весной 96–го в Хакасию пошли валом гробы из Чечни. Работников Степного разреза в очередной раз наебнули на зарплаты. Мужики не видели денег уже полгода. ГРП окончательно расформировали, и моя мать осталась без работы. Контора осталась ей должна, но спрашивать было уже не с кого.
Короче, год начинался хуёво.
После той встречи с Майором работать не хотелось вообще. Тут ещё на политическом горизонте Черногорска начал маячить некий Пустошилов. Юрист по образованию. Мы с пацанами сделали вывод, что он и есть тот самый адвокатик, которому грел место нынешний мер. И точно, только он всплыл, как пошла движуха на закрытие продуктового рынка на Юбилейной.
Чтобы люди продолжали работать, часть мы отселили на окраину Саянского рынка, часть в район старого рынка. В доходе почти не потеряли, но ситуация вышла неприятная. Позвонили Майору, спросили, что за хуйня. Он лишь посмеялся и сказал, чтобы мы привыкали.
Денег в городе стало мало, девочками почти никто не интересовался. Часть мы поставили на территорию к абаканским за процент, но те брать всех отказались. Остальные пытались работать вдоль трассы, но, учитывая пиздец с бензином, дальнобои по трассе практически не ездили.
По той же причине иссяк выхлоп с предприятия Самриных. Братья ходили по городу смурные и ломали голову над тем, как вернуть ситуацию в норму.
А в июле с зоны откинулся Фара и решил осесть в Черногорске.
Фара к Черногоску отношения никакого не имел. Сам он был из минусинских. Но почему–то решил, что Бек, которого он на зоне слегка приподнял, остался должен. Короче, Фара надумал сесть на всё готовое, оттяпав себе точки Бека.
Началось всё с того, что нам позвонил тогдашний администратор Саянского и в панике начал вопить в трубку про какого–то отморозка, который его чуть не убил. Приехали на место, посмотрели, прихуели. Кабинет разнесён в щепки, администратору потоптались по голове, налички нет. Начали распрашивать мужика чё по чём. Тот говорит, что пришёл утром на работу, а дверь кабинета вскрыта. Внутри в столе копается какой–то мужик на вид рахитичный, с пузом, рожа небритая, татарская, сине–зелёный спортивный костюмчик. Администратор на него справедливо залупился.
Мужичок тут же озверел, набросился на нашего человека и начал его хуярить. Чуть башку ногами не раскроил. Пиздил и орал «Где Бек?! Где Бек?!».
Короче, мужика Мурза повёз на Девятый посёлок к знакомому хирургу, а я начал выпытывать у Бека, что у него за знакомые такие.
Бек сразу раскололся, что Фара был из блатных авторитетов. Короноваться вором из–за своего бешеного норова он до сих пор не смог, но братва Фару уважала. В Минусинске семья Фары ещё со времён позднего союза держала рынок ширева и торговала всем, от винта до ханки. Поставки они налаживали в некоторые ИТУ, в военные части, даже контачили с погранцами. С такими связями Фара на зоне не хило так взял всех за яйца. Через него ходила контрабанда, через него с воли гнали коней, какие–то щекотливые вопросы с администрацией решал тоже он.
В общем, когда Бек заехал с малолетки в новый дом, Фара взял его в оборот. Мотая срок, Бек хвостом ходил за авторитетом и всему у него учился. Когда пришёл срок на освобождение, администрация Беку предложила такие условия: а не хочет ли он или его матушка купить учреждению жигули? А то автопарк совсем гнилой. Если не хочет, ему сейчас организуют нападение на работника режима, отхуярят по пяткам и накинут ещё пару годков.
Бек тогда совсем сник, а Фара предложил ему решить все проблемы в обмен на грев до конца его срока. Бек согласился, но, с тех пор, как вышел, так ни разу Фаре и не засылал.
Короче, косяк Бека надо было разруливать как можно быстрее.
В общем, мы прозвонились по всем своим точкам и предупредили торгашей, что, если к ним Фара заявится, пусть не залупаются и дают ему адрес Бека. Захочет денег, — пусть дают денег. Захочет продавщице присунуть, — пусть присовывает. Человек опасный, так что без хуйни. Неудобства возместим.
Сами мы поехали домой к Беку, оттуда вызвонили Мурзу, объяснили ситуацию. Достали коньяк, шмаль, сидим ровно. Ближе к полуночи стук в двери. Иду открывать. На пороге этот уркаган. Всё как по описанию. Здорово, говорю, Фара. Заходи, рассказывай, чего ты так грубо с нашими людьми обращаешься.
Ну, он в зал проходит и Беку с порога «Ну здравствуй, Оленька.» И ржёт. А Бек аж позеленел и сжался весь.
Ну а фара закатывается и нам с Мурзой говорит, мол, вы, пацаны, в курсе, что пидорком проткнутым дела делаете? Я прихуел слегка от таких раскладов. Говорю, ты поосторожнее с такими заявлениями, пассажир. Мы в курсах, что Бек тебе за услугу торчит не первый год, но ты кто такой, чтобы должника под пидораса подписывать? Фара пуще прежнего развеселился. Эта Олька, говорит, на зоне мне ханюшку минеты отстрачивала и нос не воротила. Да только жопку не давала. А как срок у Оленьки к концу пошёл, я и договорился с кумом, чтобы помог. Этому вашему Беку только про два годка напели, как он чуть не взвыл от тоски. Я ему и предложил услугу за очко. Так что, проткнутый ваш дружок, а значит и за вами никакого веса быть не может, раз с ним водитесь. Братве я об этом пока не говорил, и не скажу. Только дела сливайте под меня.
Я как карбида наглотался. Мурза сплюнул и на кухню ушёл. А Бек смотрит на этого Фару, и аж трясётся. Хуй знает, то–ли смеяться в пору, то–ли волком выть.
И пока я думал, Бек кинулся на Фару, повалил его на пол и принялся душить. А тот, хоть и рахитик на вид, вцепился дружбану моему в глотку ещё сильнее. Я метнулся к ним, начал этого Фару в лобешник хуярить. Прибежал Мурза с кухни. Видит, что Бек уже синеет. Хватает с дивана подушку, прижимает её Фаре к голове, достаёт макар и через эту подушку ебашит два выстрела в упор.
Короче, говорю, хуй знает, что здесь сейчас произошло, но этот Фара по любому пиздобол. И смотрю на Мурзу. Внимательно так. Тот понял, согласился. Говорит, базара нет. Мало того, что отморозок, так ещё и пиздобол. А Бек ничего не говорит. И на нас не смотрит. Его трясёт, что пиздец.
Мы, короче, собрали гильзы, замотали Фару в ковёр и понесли грузить Мурзе в машину. Туда же подушку закинули. Мурза пошёл за Беком, я встрял у подъезда покурить. Вижу, идёт бекова Алинка. Чё как, спрашиваю. Говорит, на карьер ходила. Купалась. А что у Бека за дела сегодня? Чё он смурной такой? Отвечаю, что по работе запара. Дал ей денег, сказал, поживи пока у матери пару дней. Ну, или в Абакане перекантуйся.
Девчонка умница просто оказалась, спросила только, с ним нормально всё будет?
Говорю, нормально. Пиздуй давай.
Ехали мы молча. По дороге забрали из гаража лопату и известь. Добрались до Сахарного, выгрузили ковёр со жмуром. Мурза пошёл за здание одного из цехов. Там земля мягкая была. Начал копать яму. Я раскатал ковёр, обшмонал Фару, забрал бабки, которые он за день успел натрясти, стянул цепку рыжую. Тут и Бек выполз из машины. Дай, говорит, нож. А у самого глаза потухшие, челюсть дрожит. Отвечаю, ты, мол, не переживай, мы закончили уже почти, нафига тебе нож? Бек орать начал. Нож, блядь, дай ему, и всё тут. Ну чёрт с тобой, говорю. Дал свой охотничий. Он говорит, покурить сходи.
Отошёл подальше от машины, закурил, палю дорогу в обе стороны. Три ночи, самая темень. Ни души вокруг. Слышу сзади чавканье.
Оборачиваюсь. Вижу, как Бек молча ебашит ножом труп Фары. Методично, удар за ударом. Сильнее и сильнее. Думаю, пускай оторвётся напоследок. Не стал ничего говорить.
Через час Мурза яму докопал. А на жмуре уже к тому времени ни одного целого места не осталось. Бек его буквально в решето искромсал. Кинули труп в яму, засыпали известью гашёной. Подождали ещё с полчасика, закидали землёй и камнями. Пока ехали домой, наблюдал за Беком. Пацан выглядел уставшим, но спокойным. Даже довольным немного.
Про ту историю мы больше ни разу не вспоминали.
К концу лета 96–го по деньгам у нас пошла полная жопа. Прибылей едва хватало на подарки в Абакан. Я даже с парламента перешёл на опал, настолько голохуевка была в бюджете. Начались перебои с доставкой жратвы в регион, на рынках процветал бартер. Парную свинину деревенские меняли на шмотьё, молоко обменивалось на водку, даже кедровые шишки были в ходу. Питальсь все с подсобных хозяйств да такого вот бартера.
Маманя моя после того, как ГРП приказал долго жить, консультировала болезных у себя на дому, а те ей таскали кто варенье, кто стиральный порошок. Романтичные девяностые, ага? Я ебал такую романтику, когда люди с образованием и опытом вынуждены вот так выкручиваться. Ладно мы, нас не так жалко.
Короче, мы с Мурзой пробили тему, где можно дёшево выхватить домашние вязальные машинки. У Мурзы специальность модельера, у меня дохуя свободных проституток, которые никому не нужны. Мы подключили Бека, скинулись остатками бабла, затарились оборудованием. Договорились в долг за помещение под цех на Девятом посёлке. Согнали туда самых толковых блядей.
Как Мурза учил их вязать, — это была музыка. Но он пацан толковый, талантливый. Сам наделал дохуя схем — выкроек. Машинки были с каретками. После вывязки детали нужно было дополнительно сшивать. Если кто застал фабричные вязаные носки, которые реально были правый и левый, то вы в теме.
И хуйня завертелась. Пряжу мы доставали у абаканских оптовиков. В цеху стоял треск кареток сутки напролёт. Девахи работали посменно, кто на вязке, кто на панели.
Мы клепали свитеера, юбки, детские кофты, джемперы, даже носки и термобельё. А шмот развозили по торгашам, или сами меняли на рынках. Денег выходило не то, чтобы много, но голодать мы больше не голодали. Подарки Майору стали повесомее, некоторые девочки с улиц насовсем ушли. Лера, например, завязала промышлять пиздой, потому как от управляющей от неё толку было больше. Да и Мурза расцвёл. Занимался любимым делом.
Одно было во всём этом хуёво. Ради такой мелочёвки, как мясо на столе и нормальные сигареты в кармане, рвать жопу приходилось просто в клочья. Да и транспортные проблемы этот гешефт не решал. Бензина в регионе практически не было, возилось всё железной дорогой.
Вначале следующего года Бек сделал своей Алинке предложение.
Расписались они почти сразу зимой. Без особой помпы. Загс, ресторан, домашняя попойка для своих, а на следующий день молодые рванули на неделю в Питер.
Свадьба хорошая получилась. Отчим алинкин ещё в прошлом году от своего туберкулёза отъехал и праздник не испортил.
Надарили молодым всякой хуерги по приколу. По телеку тогда пичили наборы для канапе такие навороченные, так мать Алинки расщедрилась, и заказала им эту залупу. А там детали все мелкие, пиздец. Мы потом на квартире, когда молодые подарки открывали, долго угарали с набора.
Мурза сшил Беку аж два костюма. Понтовую двубортку с полосами и клубный на две пуговицы такого тёмно–зелёного цвета. Я Алинке подогнал кухонный комбайн и набор охуенных ножей. Мне их на заказ наделал знакомый рукастый железячник аж из медицинской стали. А Беку я по приколу подогнал «Незнайку на луне» с цветными картинками. Обещал мне, что это первая книга будет в его жизни, которую прочитает.
Одно было хуёво, батя Бека так на свадьбу и не пришёл. Мать его ничего не говорила, а пацан особо и не расстроился. В его жизни отец никогда не отсвечивал особо, и Бек уже как–то привык.
Через пять дней, как уехали молодые, стало известно, что батя Бека загремел в больницу с печёночной комой. И там же дал дуба.Бек смерть бати воспринял без рефлексии. Пригрузился, забухал на пару дней, сходил на могилу, а потом дальше в дела.
А дела попёрли интересные.
В марте братья Самрины намутили где–то аж два тридцатикубовых бензовоза. Полных 92–го.
Тура заехал ко мне в таком ажиотаже, что я сам загорелся. Да и вся мутка со стороны выглядела шикарно. Бензовозы пойдут ночью по М–54 из Красноярска на Кызыл. Как проедут Троицкое, мы встретим их, высадим водил и погоним машины сами. Тура и Воротник отгонят одну из цистерн в Минус тем мужикам, которые их на эту тему навели. Второй бензовоз заберём мы с пацанами. Четверть выхлопа с него зашлём братьям.
Расклад сладкий, но я понял, что пацаны слегонца слукавили. Со второго бензовоза они по любому тоже как–то нагреются. Говорю, давайте пиздеть друг другу не будем. Было бы всё так шоколадно, вы бы эту тему нам не палили. Так что, если мы трое тоже в эту телегу впрягаемся, то берём весь второй грузовик себе.
Тура поломался для приличия, но согласился быстро. Короче, стало понятно, что про второй грузовик для Минусинска он конкретно пропизделся. Видимо, прокидать своего информатора эти двое с самого начала решили, а потом нас натравить, как причастных.
К вечеру погрузились по машинам, взяли стволы и погнали впятером на дело.
Договорились сразу, что работаем без мокрухи. За последние годы мертвечина как–то подзаебала. В общем, лица не палим, погоняла не палим, водил аккуратно высаживаем, машины уводим.
Подъехали на точку, встали на обочине, фары выключили. Взорвали ракету на пятерых, сидим, мёрзнем, ждём. Март ещё, сука, холодный вышел. Воздух влажный, ветерок лёгкий, на улице минус пятнадцать всего, а продувает до костей.
Показались фуры. Идут гуськом на сорока. Прямо красота. Резко заводимся и встаём наперерез. Бек выскакивает из салона со своей ксюхой и даёт короткую очередь в воздух. Мы с Мурзой следом к кабинам, выволакиваем водил. Отводим к обочине, кладём на пузо, макары к затылкам. Мурза орёт на мужиков, типа лежать, не рыпаться! Чё суки, запомнили как мы выглядим? Машину запомнили? Жить хотите?
Один из водил такой: ну хуй знает, как вы выглядите, но ты с таким выговором чурка по любому. Мы с Беком заржали, а Мурза пару раз мужика въебал по почкам. Короче, говорит, будешь умничать, мы вас с дружком сейчас порешим. Ну тот в ответ, типа, ладно, чё ты, не будем больше выёбываться.
Воротник и Тура загрузились в свой бензовоз и погнали восвояси. Мы втроём залезли во вторую фуру и тоже тронулись. Только отъехали на пару метров, Бек начал угарать, как ебанутый. Ржёт и показывает мне на боковое зеркало. Я присмотрелся и тоже начал уссываться. Водилы стоят, машут нм руками и показывают на москвич Мурзы. Чечен тоже просёк, выматерился, затормозил вылез наружу. Я говорю, Бек, пиздуй за руль. А сам за Мурзой.
Подходим к машине, водилы сами стоят с нас угарают. Ну Мурза мне говорит, что мы уже пиздец, как косяков напороли, и эти двоих лучше бы всё–таки завалить от греха подальше. Я говорю, базара нет. Достаём стволы.
Тут один из водил и возмущается, вы чё, мол, пацаны, за «валить» с Турой разговора не было.
Опачки, какие интересные подробности. Ну ка, говорю, колись за новый расклад. Оказывается, что оба водилы раньше гоняли из Владика тачки и башляли Самриным за проезд. Так и познакомились. И тему с бензином братьям тоже подкинули они. Грузовики хозяином застрахованы, эти двое, если чё, в потерпевших. А за наводку братья их греют на двадцать процентов с одной из фур. Короче, я подъёбку тогда верно понял.
Ну, говорим, извиняйте, мужики. Только это, вы в курсах вообще, что братья нам за вас ни слова не сказали? И, срастись всё по–другому, мы бы вас тут же и прикопали на обочине?
Короче, мужики децл приуныли, а мы с Мурзой решили, что Туру и Воротника нужно будет выставить на штраф для профилактики. Водилам предложили докинуть их до Черногорска, чтобы на трассе не мёрзли. Согласились. Погрузились в салон, проехали мимо Бека, тот подорвался за нами. Так и добрались до города.
А на спуске за Пригорском Мурза вдруг свернул на обочину и дал по тормозам. Говорит, что мы ещё с одной темой проебланили. Куда мы денем тридцатикубовый бензовоз? Не к Беку же в гараж.
Короче, временно загнали фуру в тупик на Майском, оставили Бека охранять, сами погнали в город искать телефон. Звоним Майору. Так мол и так, извините, что посреди ночи. Не знаете ли вы, куда бы нам в столь поздний час деть бензовоз на тридцать кубометров. Майор в ответ вспылил, мол, ёб вашу мать, откуда вы, блядь, такие берётесь. Хероманты — импровизаторы, наркоманы — фокусники.
Хуй с вами, говорит. Гоните по такому–то адресу в Абакане. Притарите его там на неделю, за это бензовоз потом беру под реализацию, а бензин, так и быть, оставите себе.
На том и порешали.
Бензин улетал, как горячие блинчики. Распродали мы всё по частным заправщикам дня за три. Комерсы сами подъезжали и вывозили, даже с этим геморроиться не пришлось.
Отдавать цельный бензовоз Майору давила жаба, но не при нашем весе было лезть в залупу.
Косяк Самриных вскрылся. Они не стали отбрехиваться и честно проплатили штрафную. Водилы пару дней погудели с нами в Черногорске и уехали домой.
Короче, это был не грабёж, а один сплошной долбоебизм от начала до конца. Хорошо, что в итоге всё вышло не совсем через сраку.
Расскажу немного о Мурзе.
С выхлопа по бензину пацан купил себе здоровенного кавказца. Кобель — медалист. Раньше работал в ФСКН.
Сейчас ментовские кинологи тренируют собак на наркоту специальными финскими и норвежскими составами. Это, типа, гуманнее, не наносит вред здоровью собаки. И тренируют, в основном, сук. В 97 так собак никто не щадил. И на пенсию их можно было списывать уже лет в семь, так как нюх и почки вылетали быстро.
Кобе, этому псу, было уже восемь. Мурзе его подогнал бывший мусор из Канска, который сам ушёл на пенсию и забрал пса с собой. На пенсионные деньги наёбывали тогда даже бывших ментов, так что, кормить эту бандуру мужику было тупо нечем. Да и деньги нужны были.
Мурза от Кобы просто балдел. Пёс реально умён, воспитан, здоровенный, сука. И при всём при этом торчал от хорошей конопли.
Короче, у нас будто своя химлаборатория появилась. Даёшь псу короб понюхать. Если химия, или на ацетоне вываривали, Коба сразу рычит и нос воротит. Если чистый гаш, или зимак, садится на жопу и начинает клянчить. Если у левого кента чек геры на кармане, Коба сразу в стойку и рычать.
Мы с пацанами такого красавца раз в неделю подогревали планом, так он за секунду всё сжирал, потом ложился на пузо и начинал залипать в стену.
Обалденный был пёс.
Такому псу в двухкомнатной квартире жить было ни с руки, поэтому решил Мурза купить себе частный дом. Денег он за эти годы децл прикопил, так как не сливал их по всякой хуйне, как Бек, и от родителей не съезжал, как я от матери.
Домик решили брать в Абакане, поближе к авто–рынку. Нашли пожилую семью, которая как раз собралась продавать свой и переселяться в Саяногорск. Один этаж, цементный кирпич, отдельная подстанция, канализация, отопление, горячая вода. И цена заебись. Внутр зал, кухня, спальная и маленькая столярка. Дворик только маленький, не развернёшься, но машину есть куда загнать, а это главное. Да и хули ещё хотеть за такие деньги?
Короче, подписали документы, загнали бабло, а через две недели Мурза уже заехал в свою новую недвигу и начал понемногу обставляться. Кобе в подарок на новоселье мы замутили конуру, заделанную снаружи под боярский терем. По приколу было, да и такой знатный пёс меньшего не заслуживал.
Иринка, сестра Мурзы, как раз заканчивала школу в мае, и решила поступать в Абакан. Там в 94–м как раз реформировался учительский институт. Был институт, стал Университет имени Катанова. Солидно, хули. Двчонка решила поступать на семейное право. А тут и новая недвижимость Мурзы в тему нарисовалась.
Ирка и Мурза всегда как–то по–особенному ладили. Я вот много вдел братьев и сестёр. Где–то нормально всё, где–то срач на пустом месте, где–то такая ненависть, что хоть пьессу ставь. А эти двое вообще охуенно ладили. Мурза её читать учил ещё до школы, из больницы не вылезал, когда она в детстве с пневмонией как–то всю зиму провалялась. А Ирка выросла просто золотой девахой. Как мы с Беком не завалимся к Мурзе, нас и накормят, и напоят. Один раз, пока я с похмела отходил на чае, она мне успела куртку заштопать. Реально, ни разу такого не было, чтобы я или Бек ушли из дома Мурзы в грязной обуви, что когда Мурза с родителями жил, что потом, когда переехал. Вот бывает такое, нихуя не попишешь.
Короче, как Мурза быт наладил, Иринка тем же августом поступила и переехала к нему. Родители их были просто счастливы, что дети вот так поднимаются.
Да и мы с Беком времени не теряли. Зазнакомились с кучей челноков, которые гоняли шмот из Турции, Греции и Китая. Со многими допизделись за сладкие цены, начали перепродавать нашим барыгам на рынки в Черногорск. Одного барыгу, который возил турецкие джинсы, хотели поставить на бабки какие–то левые фраера из местных. Мы заехали в гости к Майору, описали расклад, получили добро на бомбардировки. Забили шалупони стрелу.
Подъехали в три каски на пустырь, дождались, пока те пятеро подтянутся. Сами видно, что голых понтах. Головки побриты, костюмчики спортивные поглажены, туфельки вычищены, а сами лечат нам какую–ту пургу за понятия–хуятия. Типа, нас люди знают, мы зоны греем, у нас менты в кармане. Слушаем и выхватываем с фраеров. Короче обычные каратисты из секции. Начитались Колычева, наблатыкались на пустом месте и решили в Тони Монтану поиграть.
Ушатали мы их с огромным удовольствием. Одному, который начал ногами в воздух махать, Бек в секунду перемолол ломом оба колена. Я вынес того, который стоял ближе всех ко мне. Левой за шкварник, правой сверху по переносице. Ебало в кашу, фуфел в астрал, только пузыри кровавые из носа. Мурза замесил яйца в тесто самому здоровому. Тот аж взвыл, как собака. Блондинчик резвый рыпнулся на Бека. Тот замахнулся ломом, рявкнул «На жопу упал, бля!». И тот реально отшатнулся и упал. Бек с разбега впечатал ему ногой прямиком в лобешник, и пацанёнок уплыл.
Последний, мелкий самый, слился. Упал на колени, запричитал, типа, пацаны, только не мочите. Я денег дам, я машину продам. Не ломайте, пацаны.
Бек такой осклабился, мол, чё, киса, здоровье больно дорого? Подходит к пацану, расстёгивает ширинку. Говорит, ну давай, соси прощения. Мелкий аж заплакал. Зажмурился, сделал губки бантиком.
А Бек заржал и начал ссать ему прямо на голову. Пиздец, мы с Мурзой угарели с этой темы. Короче, с фраерков выпотрошили всё рыжьё и наличку и поехали по домам.
а романтику уголовщины в своё время Майор хорошо пояснил.
Подарки мы возили на левую квартиру в Абакане. В дом, где был магазин Палалар. Кирпичный такой, выёбистый.
Квартира с голыми стенами, из мебели диван, журнальный столик и совковое кресло с красно–чёрной обивкой и деревянными ножками и подлокотниками. Ни занавесок, ни телевизора. Короче, казённый стиль, не за что уцепиться.
Он всегда в кресле, на столике всегда коньяк и пепельница. Хрустальная, тяжёлая.
Как–то раз привозим выручку, рассаживаемся на диван выслушивать политинформацию и расклады по республике. А Майор в тот день то–ли перепил, то ли просто приуныл. Посмотрел на нас кисло и говорит, мол, я вас, отморозков, всех ненавижу.
Топчете землю, дышите, срёте, ебётесь кровоточите. Ничего выдающегося собой не представляете. И при этом на полном серьёзе считаете себя лучше других. Думаете, что всем нельзя, а вам можно. Вы, говорит, не понимаете, что право убить человека, гражданина, его надо заслужить сперва. Надо собой что–то действительно важное представлять, чтобы даже просто человеку заявить, что он неправ. А вы, говорит, бандиты, воры, новые русские, — вы хуже бешеных собак. И сами со дня на день подохнете, и остальную стаю норовите заразить. Вас стрелять надо на месте. Только пасть откроете, только взглянете на нормальных людей, и сразу, в тот же момент вам надо пулю в затылок загонять. Хорошие, умные люди смотрят на вас, как вы шикуете, как жизнь прожигаете, как легко другим ломаете судьбы, им вешаться хочется от безнадёги. Была бы моя воля, говорит, я бы прямо сейчас вам и всем вам подобным кровь пустил. Тюрьма вас не исправляет, вы там только крепче становитесь. А вас надо убивать. Для вашего же блага.
Да только такие, как вы, сейчас при власти. Но придёт время, и у власти будут уже, говорит, такие, как я. И вот тогда мы вам и Чечню, и Афганистан, и Приднестровье вспомним. И за каждого мальчишку, который жизнь положил за то, чтобы вы своих блядей сладко ебали, я вам всем в теле сделаю по дырке.
И заплакал.
Жалко стало мужика.
Но знаете что? Ебал я его позицию. Были бы его принципы настоящими, он бы наше бабло не брал. А, раз брал, значит мало чем от нас отличался.
Слова словами, а цифры цифрами.
А вот теперь реальная жесть. Такая жесть, что даже меня в своё время перекосило на все сто восемьдесят.
Короче, сентябрь 97–го. Звонит Майор, говорит, тащи своих пацанов на Палалар, есть работа.
Пакуем наличку в подарок, едем, заходим на квартиру. Рассаживаемся по дивану. Майор смурной, серый прямо. Говорит мне, мол, Фашист, одна из твоих девочек вчера ночью обслуживала очень больших людей. Больше меня, вас, больше всей вшей говёной республики. И делали эти люди очень нехорошие вещи. Настолько нехорошие, что, если она начнёт рот открывать, будет всем хуёво. Короче, делайте, что хотите, но говорить она больше не должна.
Я пригрузился. Кто, спрашиваю. Майор отвечает, что Алёнка.
Я совсем стух. Алёна была просто заей. Шестнадцать лет в прошлом году исполнилось. Волосы светленькие, личико грустное немного, сама миниатюрная совсем, глазки добрые, губки ласковые. Золотце просто. Денег пока немного приносила, потому что не умел ещё ничего. Сама не детдомовская даже. Просто дочь алкашки с Девятого. Братика младшего тянула, пока мать спирт хлестала. Я её как раз недавно в Абакан на Пушкина поставил. Жалко было такую пусю на всякую шалупонь разбазаривать.
Спрашиваю, иначе что, никак?
Майор говорит, мол, не развози сопли по полу. Сказал же, хоть язык её отрежьте, хоть голову раскроите, но говорить она больше не должна.
Вышли покурили. Я говорю Беку и Мурзе, чтобы пиздовали домой. Сам всё сделаю. Мурза понял, что я на краю уже с таких раскладов. Говорит, что, мол, давай я сам её упокою. Ты не парься, она даже не поймёт ничего. Молотком по затылку ебану, и всё. Понимаю, типа, тебе жалко её, все дела, но надо делать. Иначе все поляжем.
Я говорю, иди ты в пизду. Моя девочка, значит и ответственность моя. Нечего вам в это лезть. Уёбывайте, пока мне башню не сорвало на хуй. А то поссоримся ещё.
Пацаны поняли всю тему, отстали, разъехались. А я погнал в синюю устрицу.
Так четырёхэтажная общага назвалась на востоке города. То ещё место. Там разная шваль ошивалась. И наркотой барыжили, и мокруху мутили. Но наших девочек там трогать боялись.
Алёне я в своё время комнату замутил на третьем этаже. С балконом даже.
Приезжаю, стучусь, открывает она мне. Спрашивает, чай будешь?
