...

С тех пор бывшие влюбленные не разговаривали и даже расселись по разным углам. Парень страшно переживал, но занимался, как проклятый. Разобрался с НЭПом, индустриализацией и Сталинградской битвой. Уяснил суть Чеховской «Попрыгуньи» и причину трехлетней размолвки с Левитаном. Проглотил всего Гончара и дважды «Берег любови». Сточил зубы о сопромат, сколотил турник и повторил химию, от самого первого вводного параграфа.

По окончанию школы, единственный, получил золотую медаль, в тот момент, как его «возлюбленная» под слоем штукатурки прятала пигментные пятна, а под свободным, совсем не выпускным платьем – округлый стыдный живот.

[easy_ad_inject_1]

Со временем жизнь наладилась. Он поступил на исторический и получил прозвище «философ». Блестяще делал доклады, обвиняя Сковороду в бродяжничестве, цитировал Эпикура, писал за деньги дипломные и даже издал собственный сборник афоризмов. За его громкие статьи дрались рейтинговые газеты и приглашали с лекциями холдинги и концерны. Депутаты щедро оплачивали каждый разоблачающий оппонента, спич, женщины ходили косяками, и он практически забыл ту болезненную историю. Лишь изредка мать могла сболтнуть, что живут, как все, дочь – умница, а Костыль не просыхает.

Через много лет его отыскал староста класса. Когда-то перспективный спортсмен, а теперь больной одутловатый толстяк, переживший инфаркт миокарда. Он тяжело дышал, обильно потел и возбужденно прицокивал языком:
— Дружище, ты не можешь этого пропустить, как никак двадцать лет прошло. Соберутся все наши, даже двоечник Вадик из Нью Йорка.

И он пришел. Респектабельный декан исторического факультета, писатель и философ. В белом костюме и белых мокасинах на босую ногу. Бывшие ученики с трудом помещаясь за партами, молодецки жестикулировали и таблицы кислотных остатков и валентностей ходили ходуном. У большинства школьных друзей не хватало зубов, волос, такта, реализации и счастья.

[easy_ad_inject_3]

Неожиданно распахнулась дверь, и извиняясь, вошла девушка. Точь-в-точь его первая любовь. Те же русые волосы в перевернутом колоске, та же талия (легко обхватишь двумя руками) и даже серьги с громким названием «лунная дорожка». Сердце заныло и натянуло все жилы, как тетиву, а она скромно подошла к матери и отдала ей не то бумажник, не то ключи. В потухшей, осунувшейся женщине он с трудом узнал Светку. Опешил, резко отодвинул стул и, не прощаясь, выскочил в коридор.

Они поженились через три месяца. Светка горстями пила успокоительные и заходилась праведным гневом:
— Это что, твоя изощренная месть? Она же тебе в дочери годится!

Философ кивал, млел от счастья, подливал однокласснице чаек и уважительно называл мамой.

Автор: Ирина Говоруха